Первое путешествие морем поразило поэта чрезвычайно. Под глубоким впечатлением писал он с дороги письма со стихами. А, может быть, это было не только ощущение моря? Может быть, это совпало с очередным отказом Анны?..
20 июля приехал в Париж и поселился на 1, Rue Bara Вскоре в мастерской художника С. Гуревича познакомился с Е. Н. Дмитриевой. Но сколь-нибудь существенной роли в изменении настроя поэта это знакомство не сыграло. Иначе как было бы объяснить то, что случилось вскоре, когда Гумилев поехал в Нормандию, к морю, топиться и послал А. Горенко свою фотографию со строфой из Бодлера? В Трувиле вместо трагического происшествия случилось трагикомическое. На пустынном берегу он был арестован провинциальным блюстителем en etat de vagabondage! (т. е., как бродяга). Возвратился неутонувший и невредимый в Париж.
Надо сказать, что постоянное безденежье Гумилева принимало порою ужасающие формы. Бывало, он по несколько дней питался только каштанами. А полуголодное его существование в парижский период было постоянным.
Коллеги Гумилева по "Сириусу" попытались втянуть его в круг своих друзей. Гумилев стал бывать у художницы Е. С. Кругликовой. Продолжал встречаться с поэтом Н. Деникером - племянником Анненского, отец которого - известный этнограф и антрополог - работал в библиотеке музея Jardin des Plantes. Нанес, по рекомендации Брюсова, визит Рене Гилю. Французский поэт ему "понравился без всяких оговорок", и они подружились.
Вскоре, следуя совету друга, приехал Андрей Горенко, остановился, естественно, у Гумилева. Рассказы о России, о юге, о сестре. Снова взлет надежды, возможность еще раз увидеть Анну... Это подняло настроение Гумилева и, уже в октябре, оставив Андрея на попечении друзей-художников, он решился сделать еще одну попытку. Поехал к ней. И опять - отказ.
Вернулся Гумилев в Париж, не только не заезжая ни в Петербург, ни в Царское, но вообще скрыв эту поездку от родителей и взяв на нее деньги у ростовщика. И хотя рядом был милый друг, хотя Гумилев стал встречаться с полюбившимися ему французским приятелями, стал бывать на "пятницах" Гиля, но это были только "пятницы", только дружеские встречи. А он сам? Сам от себя он уйти не мог. Ему было худо. Андрей же и друга не поддержал в трудный момент, и сам упал духом, увидев все сложности заграничной жизни. Так что не случайна и новая попытка самоубийства - отравление. По рассказу А. Толстого, Гумилев был найден через сутки в Булонском лесу, н глубоком рву старинных укреплений, без сознания. Это подтверждается и словами Ахматовой н дневнике Лукницкого.
А. Горенко, узнав о попытке самоубийства от брата, прислала Гумилеву великодушную успокоительную телеграмму.
Тем временем Андрей, окончательно поняв, что средств для жизни в Париже у него недостаточно, вынужден был покинуть его. Уехал в Россию и Фармаковский. Теперь Гумилев оставался вообще без людей, интересующихся русской поэзией. Но возвращаться в Царское Село он пока не мог. Он всегда был там "белой вороной". Его больно клевали черные. Настолько больно, что ни Отдельный парк, выглядевший скорее множеством маленьких рощ, разъединенных прудами; ни Александровский -с его не менее живописной природой, где пестрые лужайки оттенялись ясенями и вязами, дубами и кленами, сквозь сочную разно-зеленую листву которых мерцал белыми колоннами Кваренговский дворец; ни аллеи Екатерининского, по-версальски геометрического липового парка, примыкавшего к растреллиевскому дворцу; ни павильоны стиля барокко; ни бронзовые боги и богини, отражавшиеся в голубых водах стянутых в определенные формы прудов и каскадов -не могла вся эта красота Царского Села, впрочем, казенно-отгороженная, изменить ощущения молодого поэта. Был и еще один лик Царского Села - лик уездного городка-обывателя. И даже среди царскосельской интеллигенции, которая пригревалась, дышала, расцветала возле вечно живых представителей русской культуры - Дельвига и Кюхельбекера, Батюшкова и Чаадаева, Лермонтова и Тютчева, Анненского и еще многих просветителей Х1Х века, и, конечно же, Пушкина, - обыватель, пребывавший н состоянии недоверия, подозрительности, особенно в период реакции после 1905 г., занял, увы, значительные духовные территории. И обыватель этот презирал все, что не измерялось его меркой.