Первое путешествие морем поразило поэта чрезвычайно. Под глубоким впечатлением писал он с дороги письма
со стихами. А, может быть, это было не только ощущение моря? Может быть, это
совпало с очередным отказом Анны?..
20 июля приехал в Париж и поселился на 1, Rue Bara Вскоре в мастерской художника С. Гуревича познакомился
с Е. Н. Дмитриевой. Но сколь-нибудь существенной роли в изменении настроя поэта
это знакомство не сыграло. Иначе как было бы объяснить то, что случилось
вскоре, когда Гумилев поехал в Нормандию, к морю, топиться и послал А. Горенко
свою фотографию со строфой из Бодлера? В Трувиле вместо трагического происшествия
случилось трагикомическое. На пустынном берегу он был арестован провинциальным
блюстителем en etat de vagabondage! (т. е., как бродяга). Возвратился неутонувший
и невредимый в Париж.
Надо сказать, что постоянное безденежье Гумилева принимало порою ужасающие формы. Бывало, он по несколько
дней питался только каштанами. А полуголодное его существование в парижский
период было постоянным.
Коллеги Гумилева по "Сириусу" попытались втянуть его в круг своих друзей. Гумилев стал
бывать у художницы Е. С. Кругликовой. Продолжал встречаться с поэтом Н. Деникером
- племянником Анненского, отец которого - известный этнограф и антрополог -
работал в библиотеке музея Jardin des Plantes. Нанес, по рекомендации Брюсова,
визит Рене Гилю. Французский поэт ему "понравился без всяких
оговорок", и они подружились.
Вскоре, следуя совету друга, приехал Андрей Горенко, остановился, естественно, у Гумилева. Рассказы о
России, о юге, о сестре. Снова взлет надежды, возможность еще раз увидеть
Анну... Это подняло настроение Гумилева и, уже в октябре, оставив Андрея на
попечении друзей-художников, он решился сделать еще одну попытку. Поехал к ней.
И опять - отказ.
Вернулся Гумилев в Париж, не только не заезжая ни в Петербург, ни в Царское, но вообще скрыв эту поездку от
родителей и взяв на нее деньги у ростовщика. И хотя рядом был милый друг, хотя
Гумилев стал встречаться с полюбившимися ему французским приятелями, стал
бывать на "пятницах" Гиля, но это были только "пятницы",
только дружеские встречи. А он сам? Сам от себя он уйти не мог. Ему было худо.
Андрей же и друга не поддержал в трудный момент, и сам упал духом, увидев все
сложности заграничной жизни. Так что не случайна и новая попытка самоубийства -
отравление. По рассказу А. Толстого, Гумилев был найден через сутки в Булонском
лесу, н глубоком рву старинных укреплений, без сознания. Это подтверждается и
словами Ахматовой н дневнике Лукницкого.
А. Горенко, узнав о попытке самоубийства от брата, прислала Гумилеву великодушную успокоительную
телеграмму.
Тем временем Андрей, окончательно поняв, что средств для жизни в Париже у него недостаточно, вынужден
был покинуть его. Уехал в Россию и Фармаковский. Теперь Гумилев оставался
вообще без людей, интересующихся русской поэзией. Но возвращаться в Царское
Село он пока не мог. Он всегда был там "белой вороной". Его больно
клевали черные. Настолько больно, что ни Отдельный парк, выглядевший скорее
множеством маленьких рощ, разъединенных прудами; ни Александровский -с его не
менее живописной природой, где пестрые лужайки оттенялись ясенями и вязами,
дубами и кленами, сквозь сочную разно-зеленую листву которых мерцал белыми
колоннами Кваренговский дворец; ни аллеи Екатерининского, по-версальски геометрического
липового парка, примыкавшего к растреллиевскому дворцу; ни павильоны стиля
барокко; ни бронзовые боги и богини, отражавшиеся в голубых водах стянутых в
определенные формы прудов и каскадов -не могла вся эта красота Царского Села,
впрочем, казенно-отгороженная, изменить ощущения молодого поэта. Был и еще один
лик Царского Села - лик уездного городка-обывателя. И даже среди царскосельской
интеллигенции, которая пригревалась, дышала, расцветала возле вечно живых
представителей русской культуры - Дельвига и Кюхельбекера, Батюшкова и
Чаадаева, Лермонтова и Тютчева, Анненского и еще многих просветителей Х1Х века,
и, конечно же, Пушкина, - обыватель, пребывавший н состоянии недоверия,
подозрительности, особенно в период реакции после 1905 г., занял, увы,
значительные духовные территории. И обыватель этот презирал все, что не
измерялось его меркой.